Романтика ферзя ─ отдаться за пешку
ficbook.net/readfic/1426644
Автор: Mirandill
Фэндом: Соционика и психософия
Основные персонажи: Бальзак (ИЛИ, Критик), Драйзер (ЭСИ, Хранитель), ЛВЭФ (Эйнштейн), ВЛЭФ (Сократ)
Пэйринг или персонажи: Драйзер/Бальзак
Рейтинг: NC-17
Жанры: Гет, Ангст, Драма, Даркфик
Предупреждения: BDSM, Насилие
Размер: Мини, 4 страницы
Статус: закончен
Описание:
Иногда случается так, что даже близкие люди становятся врагами. Для этого не требуется нечто глобальное. Порой хватает недосказанности - и из крошечной ошибки вырастает ком проблем с далеко идущими последствиями...
Примечания автора:
Искренне надеюсь, что степень соответствия канону не заставит вас желать оторвать мне пальцы =\\
***
Она вернулась поздно. Достаточно поздно, чтобы начать беспокоиться, но еще не настолько, чтобы позволить эмоциям выплеснуться наружу. Впрочем, немного искусственного ожидания никому не будет вредно: прежде чем навестить своего пленника и гостя, она, как и подобает леди, отправилась приводить себя в порядок. Не то что бы в этом была реальная необходимость или хотя бы желание, но играть по правилам, которые сам ни во что не ставишь - тоже искусство.
Дом встретил ее привычной тишиной: тот немногочисленный штат прислуги, который пришлось некогда нанять, не попадался на глаза, не зная точно, насколько умиротворенной вернулась госпожа после прогулки.
Сегодняшняя ночь не обещала неприятностей. Оставив ботинки и пропахшее хвоей пальто в прихожей, молодая женщина, прежде чем подняться наверх, постояла перед лестницей, в задумчивости оглаживая отполированный край перил. Гладкое дерево, прохладное и темное, вселяло подобие покоя - был ли этот дом настоящей крепостью или нет, ответить сложно, но в нем определенно чувствовалась защищенность.
Иллюзия? Возможно.
Передернув плечами, словно пытаясь отогнать навязчивые мысли, она медленно поднялась на одну, две ступени... Слух уловил заглушенные расстоянием и стенами шаги, и собственные ноги невольно замедлили движение, вскоре направившись не в кабинет, а в ванную комнату. Уже стоя под тугими струями, обжигающими не отошедшую от уличного холода кожу, женщина закрыла глаза, сдавленно смеясь.
Он должен быть наказан. А что для этого предателя станет страшнее, чем неизвестность и собственный разум?
Порой ей хотелось убить его, эту смурную самодовольную бестию, и приходилось брать себя в руки, занимать все новыми и новыми делами. Злость не уходила, но, притупившись, наполнялась новыми оттенками, причиняя своей хозяйке страдания пополам с мазохистским удовольствием.
Каждый момент предвкушения, каждая возможность причинить боль, подавленная без жалости к самой себе, наполняла энергией так, что, казалось, вот-вот - и разум не выдержит, надломится от невозможности исполнить желаемое...
Она часто плакала так, закрывшись в полутемной ванной, обжигая себя кипятком и жадно вдыхая пар, чтобы выйти, очистившись от шелухи будней.
***
Когда она вошла в кабинет, жуя найденный на кухне бутерброд, за дверью спальни, запертой на замок, послышались шаги. Костяшки постучались сначала с робостью, затем... нет - она улыбнулась, - не с нетерпеливостью. Со страхом.
Поворачивая ручку, женщина ощутила, как тяжело, почти болезненно подрагивает мучительный узел внизу живота. Глядя на замершего перед собой мужчину, смешно поджавшего руки - как начинают дрожать колени.
- Ты... - В его глазах читалось бешенство и безумная тоска, но голос, взвившийся было в эмоциях, снова опустился до привычного хриплого шепота. - Я не думал, что ты сегодня вернешься. Надоело убивать младенцев и стариков?.. Кх...
Удар вышел тяжелее, чем она рассчитывала, и пленник, подавившись словами, прижался боком к стене. Попытался ухватиться за ручку, но поздно - дверь захлопнулась, удерживаемая щелкнувшим замком и прижавшейся с другой стороны спиной.
Удар. Снова удар. Как хорошо, что этого осла никогда не хватает надолго.
Возвращаясь к позднему ужину и зябко кутаясь в толстую вязанную кофту, женщина ненавидяще уставилась в стену.
Отвращение к самой себе в ней смешивалась с болезненной удовлетворенностью. Она знала, что вряд ли найдется еще большая тварь, чем она сама. Она повторяла, что предатель захочет уйти, то сделает это в любой момент - в этом доме было всего две закрытые двери.
***
Он заснул, прижавшись к стене между кроватью и креслом, трогательно-нелепый и хмурый даже во сне. И раздражало в нем решительно все: неуклюжие движения, нескладное тело, лицо вечного страдальца, разбитая, уродливо рассеченная губа с подсыхающей корочкой, ослиное упрямство. Было ли оно на самом деле - вопрос иной, но его тюремщице хватало того, что она видела.
Наклонившись и разглядывая лицо своего врага, женщина облизнула пересохшие губы. Если сейчас пережать эту шейку, никто не услышит и не узнает...
Ладонь с широко расставленными пальцами цепко ухватила темные спутавшиеся патлы, рванув вверх.
- Пошел вон! - Злобный рык стегнул по ушам едва не больнее проехавшегося по одному из них колену. Беднягу толкнули на стену и тут же мотнули в другую сторону, не давая времени прийти в себя. - Убирайся ко всем чертям, дрянь!
Испуганный, ошарашенный после сна мужчина, уворачиваясь от пинков, послушно отполз, став на несколько шагов ближе к двери спальни, но замер, прикрывая голову. Губу защипало от попавшей в ранку соленой капли, но вопить после очередного удара, проехавшегося по боку, он не стал - сжал челюсти, выдыхая рывками. Он терпел, терпел привычно, задыхаясь от боли и ярости, стискивая кулаки.
Не отвечая.
Судьба любит упорных: леди, потеряв и лоск, и холодное, тщательно выверенное высокомерие, отступила, неосознанно растирая кулаком руку.
- Пошел. Вон. Из моего. Дома.
Тело на полу дернулось, подтягивая колени и опираясь на локти. Распрямилось, хватаясь за все, что попадалось под едва слушающиеся руки, даже доковыляло до двери в коридор.
...можно уйти. Нужно уйти. Все это, весь этот ад кончится, и больше никто...
И, привалившись к деревянному полотну, провернуло ключ на три оборота.
- Ты выслушаешь меня.
Женщина покачнулась, но не от взгляда настырного пленника и даже не от чувства вины. Ее охватила злость. Как смеет эта мерзкая сволочь ставить ей свои условия? Как вообще может открывать рот, когда... Нужно быть слепым, чтобы не понимать произошедшее без этих занудных попыток объясниться!
- Снова заладишь одно и то же? - Она с прерывистым вздохом села в кресло, не в состоянии толком распрямить напряженную спину. - Или хочешь пошутить? Еще раз?
Пленник не поднял головы, но прислонился к двери спиной. Его душили слезы, и, черт возьми, перестать реветь не получилось бы даже под угрозой смерти.
- Ты высл...
- Заткнись.
- Я не уйду!
Он закашлялся, зажимая рот. Разбитая губа, просоленная, намокла еще больше: подживающая ранка снова разошлась, оставляя едкий металлический вкус.
- Ради всего, просто послушай меня, - прошептал мужчина, вытирая подбородок. Отросшие за все время, что он был заперт, волосы некрасивыми пятнами падали на лоб. - Ты уперлась, не желая просто... подумать, понять... Но даже если не станешь сейчас, - вскинул он ладонь, обрывая готовый прозвучать ответ, - я все равно останусь. Я заста... Ты выслушаешь. Я докажу, что ты ошибаешься.
- Да?
Он поглядел на нее с надеждой. В очередной раз, с очередной верой в то, что теперь получится подобрать слова, чтобы если не переубедить, то заставить сомневаться в своей святой, незыблемой правоте.
***
Растрескавшиеся губы приобрели синюшный оттенок. Слабо дернувшись, мужчина распластался на полу, почти теряя сознание и проваливаясь в блаженную темноту, когда давление на горло ослабло, позволяя наполнить легкие. Жадно заглотнув воздух, пленник закашлялся, заходясь хрипами, не заметив, как соскальзывают с шеи обвившие ее жгуты и тянутся вдоль позвоночника.
Хлесткий удар оставил на спине длинные, быстро вспухшие отметины. Не успевший отдышаться пленник захлебнулся воплем, перешедшим в скулеж: цепкие пальцы ухватили его за длинные космы, заставляя выгнуться до хруста в костях. Плохо видящие от поволоки слез глаза с трудом различили знакомые черты.
- Хватит. - Голос, сорванный криками, почти сошел на нет, но его услышали. Прохладная, вечно мерзнущая ладонь потрепала его по щеке, шее... Под челюсть вжалась рукоять плети.
- Дверь открыта, - с издевкой протянула женщина, не договаривая ставшую привычной фразу. То, как расширились глаза ее собственности - совершенно ненужной, право, - когда она попыталась сглотнуть так, чтобы не причинить себе еще больше мучений, было наградой этого дня.
В темных глазах покорность, та, что замешана на страхе и усталости, медленно, но верно сменялась непримиримостью.
Улыбка женщины стала шире.
- Ты не уйдешь. Это твое решение, и я его уважаю. Но ты знал, что тебя ждет.
Потемневшие от прилива крови губы слабо шевельнулись, пытаясь скопировать улыбку:
- Знал. Жестокая. Да... да, госпожа.
***
Холод, этот сводящий с ума холод. То время, когда работа окончена, и оставшаяся вокруг пустота начинает давить на плечи. Но остаться наедине с собой слишком продолжительное время не удается: дверь кабинета приоткрылась, пропуская сутулую мужскую фигуру. Дойдя до стола, упрямо сцепив зубы и стараясь не позволять хромоте становиться заметной, мужчина положил перед хозяйкой дома несколько папок.
- Здесь еще немного. Лучше начать с этих, а я мог бы просмотреть за прошлую неделю.
На него взглянули немного растерянно, покачивая карандаш в промерзших пальцах. Помолчав, кивнули.
- За прошлую так за прошлую. И, пожалуй, принеси мне чай. И захвати себе - мы точно просидим до ночи.
Ничего не ответив, ей кивнули. Тишина в опустевшем кабинете, снова неумолимо тикающие часы...
А что, если он больше не придет? Он мог и наткнуться на...
Ладони неожиданно взмокли.
Дверь открыта. А как пройти за ворота, он знает и сам.
К тому времени, как в коридоре зашаркали неровные шаги, у женщины начали подрагивать ноги. На то, чтобы собраться и привести себя в надлежащий вид, у нее ушли последние секунды.
- Долго.
- Ну, уж как вышло.
Он поставил чашки и взял две папки, усевшись в соседнее кресло. По ее сторону стола. Женщина подернула уголками губ и тоже принялась листать отчет. Стараясь не глядеть в сторону, читала, выписывала самое важное...
Чай успел остыть, не согревая ни внутренности, ни обхватившие чашку ладони. Пытаясь согреться, женщина зашарила по спинке кресла в поисках кофты, но наткнулась только на изгиб дерева. После - на теплую руку.
Обойдя кресло, ее верный пленник встряхнул упавшую на пол ткань, прежде чем закутать леди в мягкий кокон, и взял ее ладони в свои. Не обращая внимание на потерянный взгляд, пересел на подлокотник, продолжая прижимать холодные пальцы к себе, и наклонился к бумагам.
- Не лучшее решение. Завтра я сделаю черновик и отправлю вместе с остальными. Посмотрим, что нам скажут.
Он нехотя обернулся, щуря веки. На них, как и на щеках, и на носу и даже на шее, подживали следы последней вспышки гнева хозяйки дома, сейчас опустившей глаза.
Высвободив руки, она снова взялась за чай, но после пары глотков отодвинула чашку к краю стола. И притянула поближе негодяя, мешающего сидеть нормально.
Он теплый. И неплохо работает, когда нужно. И кому он вообще будет нужен после всего, что было? Ха. Просто жалкий, не слишком и интересный зануда с изрезанным лицом и глупым самомнением.
Она не смотрела на него, и мужчина прикрыл глаза, позволяя себе намек на слабую, едко-усталую улыбку, когда руки крепче сжали его бок.
Все верно.
Да, госпожа. Да.
Автор: Mirandill
Фэндом: Соционика и психософия
Основные персонажи: Бальзак (ИЛИ, Критик), Драйзер (ЭСИ, Хранитель), ЛВЭФ (Эйнштейн), ВЛЭФ (Сократ)
Пэйринг или персонажи: Драйзер/Бальзак
Рейтинг: NC-17
Жанры: Гет, Ангст, Драма, Даркфик
Предупреждения: BDSM, Насилие
Размер: Мини, 4 страницы
Статус: закончен
Описание:
Иногда случается так, что даже близкие люди становятся врагами. Для этого не требуется нечто глобальное. Порой хватает недосказанности - и из крошечной ошибки вырастает ком проблем с далеко идущими последствиями...
Примечания автора:
Искренне надеюсь, что степень соответствия канону не заставит вас желать оторвать мне пальцы =\\
***
Она вернулась поздно. Достаточно поздно, чтобы начать беспокоиться, но еще не настолько, чтобы позволить эмоциям выплеснуться наружу. Впрочем, немного искусственного ожидания никому не будет вредно: прежде чем навестить своего пленника и гостя, она, как и подобает леди, отправилась приводить себя в порядок. Не то что бы в этом была реальная необходимость или хотя бы желание, но играть по правилам, которые сам ни во что не ставишь - тоже искусство.
Дом встретил ее привычной тишиной: тот немногочисленный штат прислуги, который пришлось некогда нанять, не попадался на глаза, не зная точно, насколько умиротворенной вернулась госпожа после прогулки.
Сегодняшняя ночь не обещала неприятностей. Оставив ботинки и пропахшее хвоей пальто в прихожей, молодая женщина, прежде чем подняться наверх, постояла перед лестницей, в задумчивости оглаживая отполированный край перил. Гладкое дерево, прохладное и темное, вселяло подобие покоя - был ли этот дом настоящей крепостью или нет, ответить сложно, но в нем определенно чувствовалась защищенность.
Иллюзия? Возможно.
Передернув плечами, словно пытаясь отогнать навязчивые мысли, она медленно поднялась на одну, две ступени... Слух уловил заглушенные расстоянием и стенами шаги, и собственные ноги невольно замедлили движение, вскоре направившись не в кабинет, а в ванную комнату. Уже стоя под тугими струями, обжигающими не отошедшую от уличного холода кожу, женщина закрыла глаза, сдавленно смеясь.
Он должен быть наказан. А что для этого предателя станет страшнее, чем неизвестность и собственный разум?
Порой ей хотелось убить его, эту смурную самодовольную бестию, и приходилось брать себя в руки, занимать все новыми и новыми делами. Злость не уходила, но, притупившись, наполнялась новыми оттенками, причиняя своей хозяйке страдания пополам с мазохистским удовольствием.
Каждый момент предвкушения, каждая возможность причинить боль, подавленная без жалости к самой себе, наполняла энергией так, что, казалось, вот-вот - и разум не выдержит, надломится от невозможности исполнить желаемое...
Она часто плакала так, закрывшись в полутемной ванной, обжигая себя кипятком и жадно вдыхая пар, чтобы выйти, очистившись от шелухи будней.
***
Когда она вошла в кабинет, жуя найденный на кухне бутерброд, за дверью спальни, запертой на замок, послышались шаги. Костяшки постучались сначала с робостью, затем... нет - она улыбнулась, - не с нетерпеливостью. Со страхом.
Поворачивая ручку, женщина ощутила, как тяжело, почти болезненно подрагивает мучительный узел внизу живота. Глядя на замершего перед собой мужчину, смешно поджавшего руки - как начинают дрожать колени.
- Ты... - В его глазах читалось бешенство и безумная тоска, но голос, взвившийся было в эмоциях, снова опустился до привычного хриплого шепота. - Я не думал, что ты сегодня вернешься. Надоело убивать младенцев и стариков?.. Кх...
Удар вышел тяжелее, чем она рассчитывала, и пленник, подавившись словами, прижался боком к стене. Попытался ухватиться за ручку, но поздно - дверь захлопнулась, удерживаемая щелкнувшим замком и прижавшейся с другой стороны спиной.
Удар. Снова удар. Как хорошо, что этого осла никогда не хватает надолго.
Возвращаясь к позднему ужину и зябко кутаясь в толстую вязанную кофту, женщина ненавидяще уставилась в стену.
Отвращение к самой себе в ней смешивалась с болезненной удовлетворенностью. Она знала, что вряд ли найдется еще большая тварь, чем она сама. Она повторяла, что предатель захочет уйти, то сделает это в любой момент - в этом доме было всего две закрытые двери.
***
Он заснул, прижавшись к стене между кроватью и креслом, трогательно-нелепый и хмурый даже во сне. И раздражало в нем решительно все: неуклюжие движения, нескладное тело, лицо вечного страдальца, разбитая, уродливо рассеченная губа с подсыхающей корочкой, ослиное упрямство. Было ли оно на самом деле - вопрос иной, но его тюремщице хватало того, что она видела.
Наклонившись и разглядывая лицо своего врага, женщина облизнула пересохшие губы. Если сейчас пережать эту шейку, никто не услышит и не узнает...
Ладонь с широко расставленными пальцами цепко ухватила темные спутавшиеся патлы, рванув вверх.
- Пошел вон! - Злобный рык стегнул по ушам едва не больнее проехавшегося по одному из них колену. Беднягу толкнули на стену и тут же мотнули в другую сторону, не давая времени прийти в себя. - Убирайся ко всем чертям, дрянь!
Испуганный, ошарашенный после сна мужчина, уворачиваясь от пинков, послушно отполз, став на несколько шагов ближе к двери спальни, но замер, прикрывая голову. Губу защипало от попавшей в ранку соленой капли, но вопить после очередного удара, проехавшегося по боку, он не стал - сжал челюсти, выдыхая рывками. Он терпел, терпел привычно, задыхаясь от боли и ярости, стискивая кулаки.
Не отвечая.
Судьба любит упорных: леди, потеряв и лоск, и холодное, тщательно выверенное высокомерие, отступила, неосознанно растирая кулаком руку.
- Пошел. Вон. Из моего. Дома.
Тело на полу дернулось, подтягивая колени и опираясь на локти. Распрямилось, хватаясь за все, что попадалось под едва слушающиеся руки, даже доковыляло до двери в коридор.
...можно уйти. Нужно уйти. Все это, весь этот ад кончится, и больше никто...
И, привалившись к деревянному полотну, провернуло ключ на три оборота.
- Ты выслушаешь меня.
Женщина покачнулась, но не от взгляда настырного пленника и даже не от чувства вины. Ее охватила злость. Как смеет эта мерзкая сволочь ставить ей свои условия? Как вообще может открывать рот, когда... Нужно быть слепым, чтобы не понимать произошедшее без этих занудных попыток объясниться!
- Снова заладишь одно и то же? - Она с прерывистым вздохом села в кресло, не в состоянии толком распрямить напряженную спину. - Или хочешь пошутить? Еще раз?
Пленник не поднял головы, но прислонился к двери спиной. Его душили слезы, и, черт возьми, перестать реветь не получилось бы даже под угрозой смерти.
- Ты высл...
- Заткнись.
- Я не уйду!
Он закашлялся, зажимая рот. Разбитая губа, просоленная, намокла еще больше: подживающая ранка снова разошлась, оставляя едкий металлический вкус.
- Ради всего, просто послушай меня, - прошептал мужчина, вытирая подбородок. Отросшие за все время, что он был заперт, волосы некрасивыми пятнами падали на лоб. - Ты уперлась, не желая просто... подумать, понять... Но даже если не станешь сейчас, - вскинул он ладонь, обрывая готовый прозвучать ответ, - я все равно останусь. Я заста... Ты выслушаешь. Я докажу, что ты ошибаешься.
- Да?
Он поглядел на нее с надеждой. В очередной раз, с очередной верой в то, что теперь получится подобрать слова, чтобы если не переубедить, то заставить сомневаться в своей святой, незыблемой правоте.
***
Растрескавшиеся губы приобрели синюшный оттенок. Слабо дернувшись, мужчина распластался на полу, почти теряя сознание и проваливаясь в блаженную темноту, когда давление на горло ослабло, позволяя наполнить легкие. Жадно заглотнув воздух, пленник закашлялся, заходясь хрипами, не заметив, как соскальзывают с шеи обвившие ее жгуты и тянутся вдоль позвоночника.
Хлесткий удар оставил на спине длинные, быстро вспухшие отметины. Не успевший отдышаться пленник захлебнулся воплем, перешедшим в скулеж: цепкие пальцы ухватили его за длинные космы, заставляя выгнуться до хруста в костях. Плохо видящие от поволоки слез глаза с трудом различили знакомые черты.
- Хватит. - Голос, сорванный криками, почти сошел на нет, но его услышали. Прохладная, вечно мерзнущая ладонь потрепала его по щеке, шее... Под челюсть вжалась рукоять плети.
- Дверь открыта, - с издевкой протянула женщина, не договаривая ставшую привычной фразу. То, как расширились глаза ее собственности - совершенно ненужной, право, - когда она попыталась сглотнуть так, чтобы не причинить себе еще больше мучений, было наградой этого дня.
В темных глазах покорность, та, что замешана на страхе и усталости, медленно, но верно сменялась непримиримостью.
Улыбка женщины стала шире.
- Ты не уйдешь. Это твое решение, и я его уважаю. Но ты знал, что тебя ждет.
Потемневшие от прилива крови губы слабо шевельнулись, пытаясь скопировать улыбку:
- Знал. Жестокая. Да... да, госпожа.
***
Холод, этот сводящий с ума холод. То время, когда работа окончена, и оставшаяся вокруг пустота начинает давить на плечи. Но остаться наедине с собой слишком продолжительное время не удается: дверь кабинета приоткрылась, пропуская сутулую мужскую фигуру. Дойдя до стола, упрямо сцепив зубы и стараясь не позволять хромоте становиться заметной, мужчина положил перед хозяйкой дома несколько папок.
- Здесь еще немного. Лучше начать с этих, а я мог бы просмотреть за прошлую неделю.
На него взглянули немного растерянно, покачивая карандаш в промерзших пальцах. Помолчав, кивнули.
- За прошлую так за прошлую. И, пожалуй, принеси мне чай. И захвати себе - мы точно просидим до ночи.
Ничего не ответив, ей кивнули. Тишина в опустевшем кабинете, снова неумолимо тикающие часы...
А что, если он больше не придет? Он мог и наткнуться на...
Ладони неожиданно взмокли.
Дверь открыта. А как пройти за ворота, он знает и сам.
К тому времени, как в коридоре зашаркали неровные шаги, у женщины начали подрагивать ноги. На то, чтобы собраться и привести себя в надлежащий вид, у нее ушли последние секунды.
- Долго.
- Ну, уж как вышло.
Он поставил чашки и взял две папки, усевшись в соседнее кресло. По ее сторону стола. Женщина подернула уголками губ и тоже принялась листать отчет. Стараясь не глядеть в сторону, читала, выписывала самое важное...
Чай успел остыть, не согревая ни внутренности, ни обхватившие чашку ладони. Пытаясь согреться, женщина зашарила по спинке кресла в поисках кофты, но наткнулась только на изгиб дерева. После - на теплую руку.
Обойдя кресло, ее верный пленник встряхнул упавшую на пол ткань, прежде чем закутать леди в мягкий кокон, и взял ее ладони в свои. Не обращая внимание на потерянный взгляд, пересел на подлокотник, продолжая прижимать холодные пальцы к себе, и наклонился к бумагам.
- Не лучшее решение. Завтра я сделаю черновик и отправлю вместе с остальными. Посмотрим, что нам скажут.
Он нехотя обернулся, щуря веки. На них, как и на щеках, и на носу и даже на шее, подживали следы последней вспышки гнева хозяйки дома, сейчас опустившей глаза.
Высвободив руки, она снова взялась за чай, но после пары глотков отодвинула чашку к краю стола. И притянула поближе негодяя, мешающего сидеть нормально.
Он теплый. И неплохо работает, когда нужно. И кому он вообще будет нужен после всего, что было? Ха. Просто жалкий, не слишком и интересный зануда с изрезанным лицом и глупым самомнением.
Она не смотрела на него, и мужчина прикрыл глаза, позволяя себе намек на слабую, едко-усталую улыбку, когда руки крепче сжали его бок.
Все верно.
Да, госпожа. Да.